Для хорошего настроения среди коронавірусного карантина публикуем юмореску Романа Дронюка, известного в соцсетях как Дядя Мисько. 
На тижни отправила меня к Гане мельницы. Сел на мотоблок, взєв к помочи кума. Гане дала наставления, покропила свіченов водов, дала понюхать нам тачівку, бы памнітали и си оганизовали… Двинулись с Богом… Наставления и свічена вода действовали ровно до тех пор, пока не доехали до мельницы в соседнее село. Мельник, оказалосі, служил с кумом в войску. Кум служил в Москве в элитных війсках, в стройбате… Зачєли мы молоть и петлювати. Мельница молол, а мы пили… Мололи до опівночи. Так намололисі, что ходили в четыре бокі и икали. Гане звонила, но мы не брали трубку — мельница, моторы гудє, ничего не слышно. Зачєли мы вібирати помол, не знаю, или чужое, или свое, все вібирали и мішєли до кучи. Погрузили на мотоблок. Долго си прощєли с мельником, цілювалисі и обіймалисі.
Наконец двинулись с пробуксами. Алкоголь притупив наш страх и мы пели («А я все дивлюся, де моя Гануся»). Ехали от фоси к фоси, все дороги наши. Не знаю, как переехали трасов, как въехали в наше село. И здесь уже валим с холма, розігналисі. И, сцуко, не вписалисі в поворот. Вместо тормоза нажал на газ. Перед нами з’явиласі брама бабы Кассе, которая розлитіласі, потом дом. И тут внезапная полная темнота. Слышу издали якійс шум, псы гавкают, хтос кліне, наверное, баба Кассе.
Вижу я издалека якес свет и лечу на свет, долго лечу, дес три километра. Наконец слышу — в шос вперсі: в потолок бабы Кассе, мы завалили стену и влетели в саму избу. Дивлюсі, кум лежит на печи. Матка божья, а я на лужайке бабьем. Как на лужайке? Я же под стелев. Боже, душа моя под стелев. Ой, то шо я — гєгнув? Слышу, кум храпит на печи. Мой, а в моем теле разбита голова. И все в муке. Баба Кассе плевала на нас, лила воду. Потом взєла палки и пошньопала кудас. Пробовал крикнуть в кума, но не мог, мог лишь смотреть. Вернуласі баба, а с ней разгоряченный злосна Гане с тачівков. Первым на глаза попал кум, потому что был высоко на печи…
Била долго, органы не вібирала. Где мож там била, стараласі охватить все тело. Кум внезапно перестал храпеть. Потом в нем шос загуділо. И тут слышу шос меня дюхая. Обертаюсі, а кум уже у меня под стелев, точнее, его душечка. Обнялисі наши души. И заплакали. Тем чєсом Гане взєласі за мое тело. Ее рухи были полны любви, а баба Кассе била палицев кумово тело.
Дес через двадціть минут Гане си измучила, вплоть впріла, и попросила у бабушки воды попить… Когда напиласі воды… зачєла придивлєтисі к нам. Зміріла пульс. Зачєли причитать. И позвонила на скорую. А мы с кумом сели на креденец и дивилисі на это все как на кино. Кум зачєв філосовствувати, куда мы попадим: в рай или ад… Гане зачєла делать мне искусственное дыхании, а баба Кассе кумови, и так погнала, что задула свою щеку кумови в морду, потом зачєла долго пальціми порпатисі и вібирати…
Здесь наконец пригналасі внезапная помощь. Залетели две дохторкі. Міріли нам давление, щупал пульс… Наконец одна говорит…
— Мы все сделали, что могли… Ріхтуйтесі…
Гане зачєла голосить…
— Ой, Михайле, ты не мог умереть по вісілю?.. Что я должен делать, как сама вісілє внедрить… А шляг бы то мельница хватил…
Дохторкі сказали, что мусе нас забрать на экспертизу… Гане обыскала мои карманы, нашла підисєтку. Баба Кассе обыскала кума, нашла 10 евро и забрала себе, потому что кум был должен ей деньги. Погрузили нас в скорую и повезли. Гане пошла с плачем ріхтуватисі. Мы залетели за телами, кум сел около своего тела, а я возле своего…
В трупарни кєнули нас на пол, разобрали догола, помыли под напором. Вошел патологоанатом, витіг брусок и зачєв острити чем и напевать песенку (А ты такой холодный, как айсберг в окиян). Когда наострив чем, зачєв сам с собой играть в чувачі, не мог решить, с кого начинать. Но потом вікіг с шуфляди церковный календарь и ввидів, что там сейчас крестик. И катигорично відмовивсі шос делать. Говорит: «Нинькі света, не буду грешить. Мертвецы нікуда не втичут, здесь холодно, то си не засмердє». Открыл шкафчик, налил себе чистого спірту и пошел світкувати…
Стало тихо… Кроме нас, еще три трупа было, но тех хоть простинев накрыли, а мы голые на кафельном полу. Так холодно стало. Чуїм голос, будто с неба: «Тебе, Михайле, еще рано. маїш на сентябрь вісілє у сына»… Кум тихонько спросил: «А мне?».
Голос ответил: «А ты маїш ему помочи, ибо твой крестник. ану марш в тело».
И вновь все потемнело.
Тем чєсом паламарь звонил в селе в колокол, аж руки натер… В селе все знали, что Гор с кумом умерли. Пол села плакало, пол си кишили. Гане принесли из магазина тетрадь, где я наборгував. Гане произвела их в трупарню…
В трупарни я зачєв чувствовать правую руку, затем левую, затем вчув, что замерз. Открываю очи, вижу я белый потолок и плохом освещении. Дивлюсі, с правой стороны лежит кум. Первое, что я сделал, то дал кумови в рийку. И кум открыл глаз и спросил: «За что?». «Проверка связи». Кум отдал мне. Связь восстановлена. И мы зачєлисі обнимать и цілювати…
Пошерпали двери, но жилізні двери были заперты, чуть погупали, ничего не дало. А холод страшный, мы чисто голые. Зтігли мы с двух небощиків простыни, замоталисі, прикрыли срам. Им уже все равно. И тут вспомнили, как патоалогоанатом пил спирт… Нашли заначку. Чистый спирт! Віпили. Теплее стало. Кум говорит: «Такие ваши Гане ми чуть не угробила. Ады убила бы мужика и с рук бы сошло».
«Эй, дєкуйте Богу, что отжили… Наливайте».
Когда мы хорошо віпили, то нашли колоду карт в шуфляді и зачєли играть трінькі. Через маленькое окошечко вверху ввиділи, что уже стемнело. Тут щелкнули замки, відкрилисі дверь и на пороге з’явилисі патологоанатом и два полицейские. В полицейских фурашки підоймилисі на голове, а патологоанатом зумлів…
Уявіт картину, мертвецы в трупарни играют в карты. От стражей порєдку лишилосі две фурашкі и две купкі, что с пылу с жару…
Хорошо, что двери открыты.
Переступили мы с кумом через патологоанатома и пошли так, как есть, в одних простинєх прямой полем домой. Прежде чем відкритисі людим, мы решили немного відорватисі. Все сільсьскі псы, что нас встретили, прикідалисі мертвыми, псы знали, что мы умерли.
Первым посетили голову сіліради. Постучали в окно… Глава зыркнул и сразу сделал в задней стене еще одна дверь. Головисі уже легче было вілітати через пробитую дыру в стене. Потом пошли к ксендзу. Тот как раз делал репетицию, готувавсі к парастас за нами. Два мертвецы в селе в один чєс, то лотерея, колачи, деньги. Мы открыли тихо дверь и привіталисі: «Славайсу Христу Отче». То, что сказал отец, было ничего не пов’єзане с віров. До сих пор дивуюсі, как наш великий ксендз улізсі в форточку.
Потом пошли к бабушке Кассе. Баба уже вкладаласі спать.
Зашли, по христианские привіталисі. И сталосі чудо. Баба побежала без палиців, в одних трусы. Наконец мы пришли ко мне домой. Глипнули в окно, а Гане тачєє тесто до юшкі, завтра на парастас, и глаза ее в слезах. Постучали мы в окно. Гане вітерла руки, взєла тачівку и вышла на улицу.
— Кто там?
— То мы, Ганько.
— Кто мы?
— Я, твой муж.
— И я, кум.
Ждали, что Гане побіжит…
Но Гане плюнула на руки и говорит.
— Мой муж и его кум уже на правде. А вас, шарлатаны, я си не боя. Первым упал кум, потом я. С горе Анка си отрывала, щісті, что на слупі включилосі свет… И Гане узнала нас. Пришлось снова вызвать скорую. Потому что у кума был сломан нос в трех місцєх, а у меня рука и два уха. Беда, что приехала та бригада, которая нас позавчера мертвых забирала. Знайте, скорая может скоро ехать, как припира… Вызвали вторую, и те нас уже забрали в любимую палату в травматологию.
Такое то веку. Ходишь, гризессі, то то надо, то се… А тут хоп… и свет віключилосі… Любітсі, люди, жийте на полную, ибо только рас жиєм.
— Правда, кум?
— Аєгже…
Публикуется с сохранением языка автора.
По материалам: Высокий Замок
