Главный врач Львовского хосписа Евгений Москвяк считает, что паллиативная медицина продлевает жизнь безнадежно больных и облегчает их страдания 
При входе в хосписа, на улице Котляревского во Львове, написано: «Больница». На мгновение останавливаюсь перед входом и задумываюсь. Можно ли хоспис считать больницей? В больницу больные идут с надеждой вылечиться. Врачи также настроены на положительный результат. Конечно, случаются и трагические последствия, но больной всегда надеется на лучшее, на то, что из больницы пойдет домой здоровый. А в хоспис попадают безнадежные больные, которым медицина уже помочь не может. Здесь не лечат, а только облегчают последние дни жизни пациентов. Как впоследствии сказала мне медсестра хосписа: «Мы — завершающий этап…».
Признаюсь, было тяжело на душе, даже немного жутко, когда шла на встречу с главным врачом хосписа Евгением Москвяком. Возможно, потому, что недавно в этом хосписе последние дни доживала хорошо знакомый мне человек… Думала, а как же здесь работается медицинскому персоналу, который каждый день видит обреченных на смерть людей? Понимаю, что это их работа, что человек ко всему привыкает, и все-таки это очень тяжелая психологическая ноша… Именно с этого вопроса и начала нашу беседу с господином Евгением.
— Когда человеку ставят неизлечимый диагноз, ее обычно отправляют домой, и это становится проблемой только этого человека и его семьи. Такие больные остаются без медицинской опекой, по сути, брошены на произвол судьбы. Так не должно быть. Медики дают клятву Гиппократа бороться за жизнь человека до последнего ее вздоха, — говорит Евгений Иосифович.
…Оказывается, хоспис на Котляревского — первое учреждение паллиативной медицины в Украине. Именно Евгений Москвяк был инициатором его создания. Вспоминает, еще молодым парнем устроился на работу в Красный Крест, где работал с тяжелобольными. Преимущественно это были онкобольные, имели четвертую стадию. Тогда понял, что такие люди крайне нуждаются в опеке медиков, их нельзя оставлять один на один с бедой. В начале 90-х годов прошлого века господин Евгений прочитал в газете статью профессора-онколога Бориса Белинского о зарубежный опыт паллиативной помощи. Встретился с профессором и рассказал, что давно носится с мыслью основать хоспис. На то время работал в медицинском училище преподавателем.
Вместе с профессором Білинським пошли в областное управление здравоохранения и предложили открыть такую больницу во Львове. Там идею восприняли с одобрением. Вопрос вынесли на сессию городского совета, которая также приняла положительное решение. А поскольку инициатива, как известно, «наказуема», создавать первый в Украине хоспис поручили Евгению Москвяку.
Это был 1994 год. В помещении на Котляревского была детская больница. Тогда как раз реорганизовали детскую службу, и все детские больницы перевели в коммунальную городскую клиническую больницу на улице Пилипа Орлика. Евгений Иосифович вспоминает, что здание было в ужасном состоянии, почти развалина. Говорит, за ночь все развалили и без единой бюджетной копейки, на одном энтузиазме, начали ремонт, который продлился до 1997 года. Именно в этом году хоспис принял первого больного. Львовский хоспис стал пионером паллиативной медицины в Украине. Евгений Москвяк был методическим куратором всех последующих хосписов, можно сказать, крестным отцом.
Сейчас в очереди, чтобы попасть в Львовский хоспис, почти сто больных. Дом небольшой, здесь всего 30 коек. Есть часовня. Работают 52 человека, из них 4 врача, 12 медицинских сестер, 12 санитарок, остальные — обслуживающий персонал. 70 процентов пациентов — онкологических неизлечимые. Остальные — больные неизлечимые соматические патологии. Пребывание бесплатное. Финансируется учреждение из-за субвенции из государственного бюджета. Эти деньги идут на питание и медикаменты. На содержание дома, оплату коммунальных услуг, а также частично на заработную плату деньги выделяет город. Питание здесь четырехразовое. Главный врач говорит, что далеко не все дома имеют такое питание, как в хосписе. А еще уверяет, что больница на сто процентов обеспечена необходимыми медикаментами. Даже на туалетную бумагу денег хватает. «Нет только памперсов. Предупреждаем об этом родственников больных. Но если не за что купить памперсы, есть одноразовые пеленки. Поэтому справляемся», — говорит Евгений и добавляет: «За 21 год работы хосписа не имели ни одного нарекания, ни одной жалобы от родственников наших пациентов. Хотя истории разные были… Лежал у нас мужчина, который имел рак легких. Сам из Одессы, уже не помню, как во Львове оказался. Где-то полгода у нас пробыл, а потом какие-то родственники нашлись, и он уехал в Одессу. Мы с ним натерпелись. Все воровал, окна бил, до санитарок цеплялся… В день отъезда умудрился украсть два мобильных телефона. Через некоторое время сам нам перезвонил и признался, сказал, что ничего не может с собой сделать.
А еще Евгений Иосифович вспомнил случай, который растрогал его до глубины души.
«Однажды ко мне в кабинет зашло супругов старушек, им было по 85 лет. Сказали, что хотят сделать одновременно эвтаназию, настолько друг друга любят, что хотят умереть в один день. Боятся, если одного не станет, для другого это будет страшная трагедия, не перенесет этих мук. А в их возрасте такое может случиться в любой момент. Сказал им, что мы такого не делаем. И пытался объяснить, что жить надо столько, сколько Бог дал… Они ушли очень разочарованные. Через окно наблюдал, как выходят из больницы, держась за руки. Была у нас и история большой любви. Мужчина и женщина имели где-то под 70 лет, оба больные на онкологию. Здесь познакомились и влюбились. Какие это были отношения! Как им хорошо было друг возле друга. Он ей цветы дарил…
— Один врач мне сказал, что пациенты хосписа — это жертвы медицинских ошибок…
Евгений Иосифович задумывается.
— Врачебные ошибки были и будут, но часто в своих бедах виноваты сами больные. Люди небрежно относятся к своему здоровью. К врачам приходят уже тогда, когда болезнь в запущенном состоянии. И хотят, чтобы медики сделали чудо и организм воскрес. А врач не имеет волшебной палочки. Врач — не Бог.
— Господин Евгений, как вы относитесь к тому, что к вам отдают своих больных престарелых родственников? Не осуждаете этих людей?
— Наоборот, — говорит главный врач. — Считаю, правильно делают. У нас больные под постоянным контролем медиков. Представьте себе, семья имеет однокімнату или даже двухкомнатную квартиру. Пока все на работе, дети в школе, немощный человек остается на целый день одна. Некому за ней ухаживать. Вечером родственники приходят с работы, в квартире соответствующий запах… Конечно, у нас ей будет лучше. Наш опыт показывает, что продлеваем жизнь этим больным. Был случай, когда к нам обратилась пенитенциарная служба. В них отбывало наказание женщина, которая имела рак четвертой стадии. Закон позволяет таких больных освободить от наказания. Эта женщина не имела семьи, и ее перевели к нам. Была в таком состоянии, что восемь раз в сутки кололи ей наркотики. В течение полугода мы ее «сняли» с наркотиков. Ее организм начал справляться без наркотиков. Мы его укрепили. И она у нас прожила семь лет! В воскресенье в церковь ходила…
— Когда умер один мужчина, который в вас провел последние дни своей жизни, во время парастаса священник сказал, что «человек рождается в семье и должен умирать в семье, в окружении любящих родственников». Мне показалось, он это сказал специально, как упрек родственникам умершего, что они допустили, чтобы умирал в хосписе, а не дома в своей постели.
— Не знаю, почему священник так сказал? — удивляется главный врач. — К нам часто обращаются священники, которые просят положить своих родственников.
— Как не бояться смерти? — спрашиваю врача.
— Просто понимать, что мы родились, чтобы умереть, — говорит Евгений Иосифович. — У каждого есть свой ресурс. Вот заяц какой шустрый, бегает по полю, дышит свежим воздухом, ест экологически чистые продукты, а живет 15 лет. А черепаха медленно двигается все жизни, ест, что попало, и живет 300-400 лет. Надо жить без суеты, не спешить жить. В девять часов утра, после зарядки и завтрака, включать мобильный телефон, а в шесть вечера выключать. Когда-то люди жили без мобильных и, поверьте, были здоровее. Когда не было столько фальши в отношениях между людьми!
…Прошу, чтобы мне показали больницу. Евгений Иосифович зовет своего заместителя по лечебной работе Оксана Винник. Поднимаемся с госпожой Оксаной на второй этаж. Здесь расположены палаты. Их всего 16. Есть три кровати, есть на два, есть и одноместные. Из палаты в коридор выходит женщина лет 70-ти. Обращаю внимание на ее грустные глаза, отрешенный взгляд. «Госпожа Катюша, хотите погулять?» — обращается к ней Оксана. Женщина будто не слышит, не отвечает. Садится в коридоре в кресло и смотрит в одну точку… «Наши пациенты редко когда хотят общения. Обычно не имеют желания никого видеть и слышать. Хотят покоя».
Заходим в палату, где лежат двое мужчин. «Оба одиноки», — говорит Оксана. Один на вид достаточно молодой, имеет лет сорок. Его, говорит врач, погубил алкоголизм, впоследствии добавились болезни. Другой — старший. Имеет неизлечимую болезнь. В следующей палате темно, муж уже спит. «У него есть семья, — говорит шепотом Оксана. — Но в квартире нет нормальных бытовых условий, туалет в коридоре. У нас ему значительно комфортнее, чем если бы оставался дома». Рядом палата на одного человека. «Там очень сложно, — Оксана не советует мне даже заглядывать. — Больной доживает последние дни, а может, и часа».
Спрашиваю госпожу Оксану, есть ли в больнице психолог. «Мы сами являемся психологами для наших больных. Потому что каждый день рядом с ними, знаем, что и как им надо сказать. В конце концов, по своей сути каждый врач должен быть психологом. Одно время психолог был. Приходил на несколько часов, задавал больным вопросы вроде: „вы боитесь смерти?“. Или: „Чего хотите перед смертью?“. После таких „задушевных“ разговоров должны были приводить больного в чувство. Некоторое время приходили монахини. Но больные не хотели с ними говорить… Монахини лишь умиляли людей. Если психолог и нужен, то разве нам. Психологически выгорания на такой работе, без сомнения, происходит. Наша самая большая радость, когда кто-то из пациентов пошел домой. И такие случаи случаются, к сожалению, крайне редко, мы их все помним».
Возвращаюсь в кабинет главного врача. Смотрит на меня сочувственно. «Трудно?» — спрашивает.
«Трудно, — отвечаю. — А вам не тяжело здесь работать? Ежедневно видеть беду и смерть?».
— Видимо, у меня уже выработался иммунитет на негатив. Например, врачи, которые лечат больных туберкулезом, сами туберкулезом не болеют.
Вижу, возле кресла главного врача гитару. «Порой после тяжелого рабочего дня бринькаю, — перехватывает мой взгляд Евгений Иосифович. — А еще люблю лыжи, играю в футбол. Не употребляю алкоголь, никогда не курил».
— Какую черту характера считаете себя лучшей?
— Дети говорят, что я добрый и щедрый. Таким был не всегда… во многом меня изменила работа. Изменила в лучшую сторону.
По материалам: Высокий Замок
