Игорь Кушнир
Президент “Киевгорстроя” откровенно рассказал не только о ситуации в компании, но и о том, откуда у его жены вилла во Франции и почему восхождение на Эверест нельзя было отложить
За последние несколько недель Игорь Кушнир стал едва ли не топовым ньюсмейкером в украинских СМИ — сначала журналисты заговорили о возможных махинациях в возглавляемом им “Киевгорстрое” — одной из крупнейших строительных компаний в стране, затем о поездках Кушнира за границу в условиях военного положения, потом — о вилле жены на Лазурном берегу, о покорении Эвереста со справкой об инвалидность. Все это нагромождение информации вызвало недопонимание в обществе, особенно, фоне проблем, возникших у “Киевгорстроя” в последнее время.
пообщался с президентом “Киевгорстроя” Игорем Кушниром практически сразу, после того как мэр Киева объявил о его отстранении от должности на время проведения проверки деятельности холдинга.
Разговор вышел довольно откровенным.
Да, собирались Наблюдательный совет и Правление, и было принято обоюдное решение по этому вопросу. Мы же работаем на городскую громаду. И в компании есть Наблюдательный совет — полностью сформированный акционерами, а основной акционер — это Киев.
Нет. Чего нам боятся? Будем способствовать проведению проверки. Мы проходим аудит деятельности компании каждый год, плюс ко всему в этом году сделали дополнительных два аудита, которые будут тоже предоставлены. Я думаю, в этом проблем никаких нет — это обычный рабочий процесс.
Я в “Киевгорстрое” 11 лет и мне не стыдно ни за один день из этого времени. А вот гордится есть чем — практически 3 млн квадратных метров жилья, 126 жилых домов, 32 тысячи квартир, 200 тыс. кв. м коммерческой недвижимости. А также детские садики, школы, общественные здания, да и много чего другого.
Возвращаясь к вопросу: нет не боюсь, потому что чужого не брал, а 11 лет строил.
Деньги компаний. Во-первых, у нас частное акционерное общество — ЧАО. А ЧАО по государственным нормам обязано каждый год делать международный аудит и публиковать его у себя на сайте. И мы еще делали оценку целостного имущественного комплекса “Киевгорстрой”, эта оценка у нас занял около 3 месяцев. У нас получилось, по итогам оценки, что активов у предприятия на сегодня более 5 миллиардов гривен.
То есть, если мы всё достроим и все продадим, то у нас останется 5 с половиной миллиардов. Это гарантия прочности и яркое свидетельство того, что никто тут ничего не брал.
Да. То есть у нас баланс предприятия плюсовой. Просто на сегодняшний момент из-за совокупности всех факторов — коронавирус, война — у нас получился кассовый разрыв. Люди перестали покупать, и нам нечем достраивать. Уже больше года у нас практически нет продаж, а запасы имеют свойства заканчиваться.
Аудит будет проходить за 20 и 21, 22 год. За этот период аудиты у нас проводились международной компанией. Выводы всех проверок были удовлетворительными. И сейчас будет проходить, фактически, более углублённый аудит, будут какие-то новые вопросы.
Со мной лично эти компании никоим образом не связаны. Компании, которые у нас строят, я считаю, одни из лучших, потому что они умеют работать качественно и быстро, но только при наличии денег. Мне больше нечего на этот вопрос сказать. Если у кого-то есть какие-либо дружеские отношения, то у нас в принципе, это не запрещено. За много лет работы, хочешь не хочешь, а отношения выстраивать приходиться. Но, ещё раз: это компании которые строят быстро и качественно. И таких в Киеве не так много.
Конечно. “Киевгорстрой” строил, строит и будет строить всегда. Я в этом уверен. На сегодня мы строим 4 объекта — это то, на что нам хватает денег — до 25 млн гривен в месяц мы вкладываем в эти объекты. Это Mirax, “Абрикосовый”, “Урловский-1” и “Урловский-2”. И в ближайшее время начнем достраивать еще один.
На большее количество объектов наших теперешних возможностей не хватает. На сегодня задолженность инвесторов перед компанией 700 млн грн. Это по объектам и “Киевгорстроя”, и “Укрбуда”. И они говорят, что мы не будем платить, пока вы не начнете строить, а мы говорим — мы не начнем строить, пока вы не начнете платить. Получается замкнутый круг — нам не за что строить.
Но мы строим. Закончим эти 4 объекта — перейдем на другие. А если будет явная финансовая поддержка от КГГА или закончится война — ситуация изменится. После победы, я уверен, все начнет двигаться быстрее — отложенный покупательский спрос на жилье в столице огромный. А у нас уже есть дополнительный задел, это 6 жилых комплексов, на строительство которых получена вся разрешительная документация, а это более 8 тысяч квартир. Плюс паркинги, плюс коммерческая недвижимость. Это позволит компании выйти в прибыль и продолжать дальше активно работать. И это без тех ЖК, что уже на стадии строительства.
С законсервированными под охраной — 20 жилых комплексов более чем на 19 тысяч квартир, это почти 1,2 миллиона квадратных метров. Это именно те, что на стадии строительства. И, как я уже говорил, 6 ЖК на которые получены разрешительные документы. Всего, если суммировать, то 1,6 миллиона квадратных метров — то, что мы возводим или уже готовы возводить — было б достаточно средств. Но продаж нет, а те инвесторы, кто воспользовался рассрочкой — не платят.
Мы с ними встречаемся регулярно, объясняем ситуацию. А еще надеемся, что город обратит на нас внимание, и войдёт в нашу ситуацию. Нужен кредит или финпомощь, или покупка квартир у нас для того, чтобы мы могли дальше двигаться и увеличивать количество строящихся объектов. Была ведь программа городскими властями утверждена для обеспечения жильем тех, кто нуждается в улучшении жилищных условий. Программа рассчитана до 2024 года. Реализовать ее можно и силами “Киевгорстроя”, в том числе. И это бы было выгодно для всех — киевляне получили бы новое жилье, а город — поддержал бы финансово компанию, которая практически полностью ему и принадлежит.
На этот вопрос нет ответа. Возможно, нам стоило провести аудит, в выводах которого четко говорилось бы о том, почему произошел кассовый разрыв, а произошел он не по вине компании, а из-за ситуации в стране. И маленьким компаниям проще найти 10 — 20 миллионов и строить 3-4 своих объекта для того, чтобы показывать видимость работы. А с учетом того, что мы строим одновременно два с половиной миллиона квадратных метров, то нам необходимо минимум 200 миллионов в месяц для того, чтобы это все двигалось.
До сессии горсовета это даже не дошло. Мы начали процесс — провели заседание Правления, Набсовета, обратились к Кличко, сформировали протокол решения и было решено отложить вопрос до получения выводов аудита. По моему мнению, результаты аудита подтвердят, что ситуация в “Киевгорстрое” — это следствие внешних причин, происходящего в стране, потому что у всех застройщиков сейчас дела идут примерно так же плохо. Ситуация в стране сейчас влияет на всех. Я уверен в том, что аудит не выявит злоупотреблений и после заключения аудитора придется принимать решение, что дальше делать, но до того момента, пока не пройдёт аудит, никакое решение не будет принято.
На сегодня в Киеве рынок работает только на вторичке или на продаже только построенного жилья, уже сданного в эксплуатацию, в котором можно делать ремонт и заселяться. Если говорить о рынке первички, то его объемы составляют где-то 20% от объемов довоенного времени.
Других причин не вижу. Люди не спешат покупать и из-за безопасности, сегодня никто не застрахован от возможных разрушений, и из-за нехватки средств — существенный рост курса валют и достаточно высокая инфляция значительно уменьшили покупательскую способность населения. А стоимость строительства возросла.
Мы с июня 22 года начали работать. Не работали пока шли активные военные действия вблизи Киева. И проработали почти до декабря. Но потом из-за ракетных атак начались перебои с электричеством, началась зима без электричества и до конца зимы мы простояли. Все время, что мы работали, строительство велось на тех деньгах, которые были накоплены в довоенное время — примерно 600 млн гривен. Когда закончилась зима, у нас на счету было 20 — 30 миллионов. И тут начались вопросы — почему мы так медленно работаем? А нам строить не за что было. И при этом мы в 22 году ввели в эксплуатацию три ЖК на сто тысяч квадратных метров. Все исключительно на внутренних резервах компании.
Да, было потрачено 800 млн грн, чтобы строительные работы на этих объектах могли продолжаться. Не пришло ни копейки, а мы просили. Я всем это писал, написали около 100 писем, но никто на это внимания не обращал. Мы просили деньги под государственные гарантии, чтобы мы взяли какой-то кредит, никто нам этого не дал.
Ситуация заключается в том, что кроме всего того, что компания “Укрбуд” государственная, большая часть этих квартир и домов, находятся непосредственно в Киеве. То есть это те же самые киевляне и это была наша святая обязанность подставить плечо “Укрбуду”… Если б не было войны, мы бы всё это вытянули.
Нет, и за деньги инвесторов “Укрбуда”. С “Укрбудом” нам передали ещё площадки, на которых можно строить, и мы спокойно могли перекрыть тот минус, который взяли на себя.
Вместе с “Укрбудом” мы взяли землю, и как раз прибыли с этой земли хватало бы, чтобы перекрыть эти недостатки, которые мы тогда приняли. Мы приняли в общей сложности 2 миллиарда 100 миллионов минуса по всем объектам. И самое интересное, есть ведь уголовное дело, что украдено 3 миллиарда гривен из фонда финансирования строительства “Укрбуда” — “Житло-Капитал”. В этом фонде почти нет денег.
В общей сложности мы потратили на “укрбудовские” объекты 3,5 миллиарда гривен — чуть более 2 миллиардов за счет новых продаж квартир, которые они передали и чуть более 667 миллионов за счет фонда финансирования строительства, а еще 800 миллионов, как я уже говорил, из резервов “Киевгорстроя”.
На сегодняшний день из 18 объектов — 11 полностью или частично достроены. Два ЖК “Укрбуда”, кстати, мы ввели в эксплуатацию в очень непростом 22 году — в войну, после “ковидного” карантина. “Киевгорстрой” принял на себя обязательства и выполняет их — да, не так быстро, как всем бы хотелось. Но более 4 тысяч квартир мы уже сдали в эксплуатацию.
В 12 — 13 годах у нас была компания “Экос”. Она управляла жилищным фондом в “Киевгорстрое”. У неё на обслуживание было около 2 с половиной миллионов квадратных метров жилья, общежития. Это был непрофильный актив “Экоса”. И каждый месяц нам приходилось за них докладывать по 10-12 миллионов, потому что разрыв всё равно был. Люди недоплачивали, а им за свет надо было платить, за тепло, чтобы не отключали эти квартиры. Мы каждый месяц доплачивали. Это довольно долго длилось. Потом было принято решение Правлением, Наблюдательным советом, и мы обратились к городу, и было принято решение Киевсовета по приемке этого жилого фонда. Мы успешно передали этот жилой фонд. На “Экос” остались непрофильные активы, среди прочего и база отдыха в Козине. Она не использовалась уже много лет до этого, и она стояла разобранная. К нам обратился тогдашний директор “Экоса” и сообщил, что у предприятия долгов на 18 миллионов. Он просил разрешения на продажу этого имущества. Мы дали ему разрешение, но в разрешении написали, чтобы оно было продано не ниже рыночной стоимости. После этого он сам занимался продажей и вырученные деньги направил на уплату долгов. После чего предприятие было ликвидировано. Я знаю, что земля этой базы позже была на рынке. И да, сейчас там построены дома.
Без малейшего понятия почему они так решили… Ну согласитесь, если несколько друзей решили купить участки и построить рядом дома, и при этом они из Кременчуга, то при чем тут Кушнир? Так можно привязать ко мне все, что связано с моим родным городом. Давайте разделим Кушнир — это не Кременчуг, а Кременчуг — это не Кушнир. Много людей из Кременчуга переехало в Киев, многие построили тут дома, купили квартиры, ведут бизнес, это что — все моя орбита? Да и фраза — “из орбиты Кушнира”, как-то удивительно звучит, моя орбита — это моя семья.
Это другая земля, другой участок. Ваши коллеги немного неверно трактовали. Там два участка, и на другом ведутся строительные работы, он так же ко мне не имеет никакого отношения.
Если до войны в головном офисе работало 360 человек — это менеджмент именно девелоперской компании холдинга, то сейчас где-то 150. Если взять головной офис, подрядчиков, субподрядчиков, дочерние предприятия, то до начала полномасштабной войны работало около 16 тысяч человек. Сейчас же это где-то полторы тысячи человек.
А в таком количестве нет необходимости — дай Бог, чтоб деньги выделили. И три — четыре тысячи специалистов мы наберем за неделю, были б деньги. У нас есть резерв для увеличения числа работников.
30 на 70 было соотношение. Из них 30% — украинские стройматериалы, а 70% — импорт. И мы закупали в той же Беларуси. Естественно, что сейчас ситуация изменилась. Многое закупается в странах Евросоюза. И построение логистики, звеньев цепи доставки требовало времени и сил. Это привело к удорожанию. Не забывайте и про инфляцию, а еще это валюта — все вместе дало прирост стоимости по некоторым позициям до 60%.
Это не один вопрос — давайте начнем с семьи.
В свое время я занимался бизнесом. И был довольно-таки успешным бизнесменом. Начал я свою деятельность в 1993 году, после возвращения из армии, а до этого я и сварщиком работал, и водителем бензовоза — всякое было в жизни. Потом открыл фирму. Что-то получалось, что-то — нет, но со временем бизнес начал расти и развиваться. Жил я тогда в Кременчуге — прожил я там практически до 2010 года. И за это время у меня получилось создать очень неплохой, по меркам Украины, бизнес, куда входило не одно предприятие. У меня был свой нефтеперерабатывающий завод, было штук 50 заправок, было бензовозов штук 50, были рестораны, гостиницы. Ресторанами Оксана управляла (жена — ред.). Были помещения — торговых площадей было около 30 тысяч квадратных метров. Даже два Макдональдса арендовали у нас помещения. Были офисы, плюс к этому были теплицы на площади в 15 гектаров — выращивали розы, герберы и другие растения. И мы вкладывали в развитие города, района. То есть, поймите, я приехал в Киев не “злыднем” без гроша в кармане, я приехал состоявшимся бизнесменом. И проблем с деньгами у меня не было.
Когда в 2010 году меня пригласили на государственную службу (на должность заместителя министра обороны Украины — ред.), то я все передал жене — все на нее переписал. А кому было передавать? (смеется)
И она начала работать. Естественно, на первых порах я иногда помогал ей советом, но сейчас она сама руководит всеми процессами — я туда не лезу. Со временем все в Кременчуге было распродано. И я там не появлялся, не помню уже даже сколько, лет 13, наверное. И когда все распродали — получилась внушительная сумма. А почему она стала киприоткой? В какой-то момент, уже шла война — Донбасс, Крым — она решила структурировать бизнес за границей, который начала строить еще в 2010 году.
Лет пять уже.
850 квадратов. Пишут, что мол сделка закрыта, но сделка закрыта не только за счет ее, но и за счёт кредитных денег. Там кредиты дешевые под 2 процента, и она взяла на 12 лет. Но она может себе это позволить, а с учетом того, что она уже иностранка — больше полугода у нас в стране она находится не может. Она живет или на Кипре, или во Франции. Ей так удобно.
А что мне? Мне удобно везде, мне удобно в палатке, мне удобно в лесу — везде.
Вообще нетребователен — я сплю на льду во время восхождений, у меня нет особых требований. И за границей у меня ничего нет. Весь бизнес жены я знаю, но у нее очень хороший менеджмент и они справляются — моя помощь там не нужна. Главное для меня, что все прозрачно — налоги платятся, в декларациях все указано.
Первые годы войны было миллионов на 30 передано через КГГА продуктов. Потом много автомобилей передано, дронов и еще много всего. У нее есть благотворительный фонд и она присылала отчёт, что с начала полномасшабного вторжения где-то около 2 миллионов долларов, потрачено на помощь. Никто на этом не пиарится, никто из этого информационных поводов не создаёт — есть потребность и возможность, Оксана помогает. Мне приятно, что моя жена это делает. Опять-таки — без пиара и громких заявлений.
Все выше названное и еще любимая. Она разделяет со мной все трудности и невзгоды. Она как бы приспосабливается ко всем этим моим неурядицам. Она старается меня каким-то образом оберегать. Во многом я такой, как я есть — благодаря ей. И мне это очень нравится.
Не только туда, она была и на Аконкагуа, она была со мной на многих горах. Хотя это ей не нравится. Не нравится, но идет — идет ради меня, зная, что для меня это важно.
Эверест — это моя мечта. Я к ней шел на протяжении многих лет. Начал альпинизмом заниматься в 86 году. У меня множество регалий, достижений, восхождений, было и много неудач и обморожений.
И восхождение на Эверест мечта. Отложить? Вы понимаете, я не знаю сколько мне жить осталось. А мечта, как и здоровье — не ждет. Так получилось, что оплата за восхождение была проведена еще в 2019 году, но потом коронавирус и пришлось прождать два года. А потом непальская фирма поставила ультиматум — или идите, или — нет. Это была мечта, отложенная почти на четыре года. Коронавирус, война, онкология — я не мог больше ждать и переносить. Я не хочу потом сидеть и думать, что я этого не сделал, хотя мог. Мечту нужно реализовывать. Нужно идти к своей цели даже если у вас есть какие-то физические или другие проблемы. Нужно бороться, идти вперед.
Я не спрашивал. Доктор мой, конечно, ругается. Я ему должен был каждые два дня писать смс.
Да, тем более многое уже написали. Почему не рассказать?
Нет, я не вижу в этом смысла. Почему не говорить? Наоборот, надо об этом рассказывать, вселять другим надежду на будущее. Нужно стараться рассказывать, что не все так плохо в этой жизни, что боритесь и вы сможете победить, и подняться даже на свой личный Эверест. У каждого есть мечта и нужно к ней идти через все невзгоды, все трудности через все на свете, но нужно бороться. Только бороться перестанешь и это тебя победит.
А я тогда не понял, что это такое. Это был 2005 год. Мне вырезали на спине большую родинку. И сказали, что у меня рак кожи. Я спросил сколько мне лет жить осталось. Еще начитался всякой ерунды. И я тогда не все понял, понял только, что нужно сначала каждый месяц, потом раз в три месяца проходить эти “пэты” (ПЭТ-КТ — ред.). Их тогда у нас не было. Соответственно приходилось ездить за границу. Я тогда даже не представлял, то такое иностранная медицина.
Живу, радуюсь каждому прожитому дню как последнему.
То, что я его прожил. Когда мне поставили диагноз, то сказали, что могу прожить и 10 лет, а могу и три месяца. И эта онкология она такая — нет, нет, а потом все по новой. Уже трижды “ловил” метастазы. Поэтому каждый прожитый день — это счастье. Каждая вершина — это победа над собой и над болезнью.
Большей частью. Обследования, реабилитация.
Все прекрасно понимают, что большая часть болезней от нервов. Понятное дело, переживаю за это все, но в то же самое время, как говорится, болею, борюсь — ничего не остается делать. Я не могу постоянно думать о том, что обо мне говорят и думают другие. Потому что нужно жить и делать свою работу, и стараться ее доделать, потому что все остальное — мелочи. Если ты будешь постоянно размышлять о том, что о тебе другие думают, то долго не протянешь. Нужно заниматься работой, чем я, и занимаюсь. Кому-то кажется, что я ничего не делаю, но это огромный труд и мне за него не стыдно, как и за самого себя.
Любовь к жизни, радость от нее — желание жить.
По материалам: УНН
