Бывший таксист Роман Гребенюк прошел войну и решил стать офицером 
Роман Гребенюк родом с Луганщины. Работал на разных работах, чтобы заработать деньги на жизнь. В частности, таксовал. В 2014-м, когда Россия аннексировала Крым и начались волнения на Донбассе, решил, что его долг — защищать страну от агрессора с оружием в руках. Прошел самые горячие точки украинско-российской войны. Ад — так боец характеризует три ротации в Донецком аэропорту.
Сейчас парень овладевает офицерскую дело в Академии сухопутных войск во Львове.
«Бык колхозный» — так называли украиноязычных жителей»
— Роман, вы родом с Луганщины, из Лисичанска. Какой была жизнь в регионе до того, как Россия решила захватить украинскую территорию?
— На наше 120-тысячный город была одна украинская школа, и там родители отказывались от изучения украинского. А под конец президентства Януковича в регионе началась массированная российская пропаганда против всего украинского. Это уже была настоящая информационная война. «Бык колхозный» — так называли украиноязычных жителей или тех, кто разговаривал на суржике. Хотя рядом есть Сватово и Попасная, где люди разговаривали и разговаривают на украинском. Но их считали чуть ли не дегенератами. Все украинское презиралось, однако в кармане все носили украинский паспорт. Многие местные имели родственников в России, ездили на заработки в «старшего брата».
— В начале 90-ых годов, после распада Советского Союза, на Востоке преимущественно жили русские, которые принимали украинское гражданство, потому что хотели перемен. Думаете, это стало движущей силой катастрофы, постигшей регион? Стало причиной неприятия, пренебрежения и унижения всего украинского? Ментальность не та? Да и соседство с Россией сыграло свою роль…
— У старшего поколения в голове прочно засел Советский Союз и бесплатные квартиры. Уже некому вспомнить и рассказать о тех зверствах «москалей» на Востоке, когда людей морили голодом, убивали или вывозили. У меня родители из России, но я родом с Украины и не могу понять, как можно презирать землю, где ты родился и живешь.
— Сейчас Лисичанск подконтрольный украинской власти. У вас там осталась мама. Что там сейчас происходит?
— Мне не очень приятно возвращаться туда. За годы войны там ничего не изменилось. Как говорю «извините» или «спасибо», неоднозначные взгляды на себе ощущаю. А как еще и форму надену… Когда я за маминым компьютером набираю в поисковике львовскую группу «Мэри», мне выдает «данный контент доступен с территории Украины». А я где? Телевидение дальше почти все российское. Не понимаю почему так? Лисичанск пророссийские террористы четыре дня штурмовали, артиллерией уничтожали целые районы. А они дальше твердят: «Вот кого вы нас здесь освобождаете?». Говорят, мол, не видели здесь ни русских, ни чеченцев.
— Говорите, там мощно действует российская пропаганда. Впрочем, сейчас власть упорно хочет вернуть оккупированные территории под украинское крыло, провести там выборы. Это вообще возможно?
— Там не с кем разговаривать. Все, кто хоть немного знали украинскую историю и были патриотически настроены, давно уехали оттуда. Остались те, кому там комфортно или безразлично. Там надо применять грубую силу, вводить военное положение и «ломать» людей. Свое «фе» Украине они показали в 2014 году. Большинство местных до сих пор не опомнились.
«Сидишь с побратимом, просишь ножа, чтобы тушенку открыть, пока поел, а нож отдать уже некому»
— Наверное, был переломный момент, когда вы поняли, что нужно защищать Украину. До войны не имели никакого отношения к военному делу…
— Незадолго до войны в регионе началась какая-то шизофрения, по которой отвратительно было наблюдать. Неизвестные люди носились по городу с советскими флагами… Уже тогда было понятно, что что-то готовится. Потом начали захватывать отделения милиции. То есть все шло к перевороту. Наверное, это и стало для меня переломным моментом. На фронт хотел попасть еще с первой волной мобилизации, но в силу определенных причин, меня не записывали в ряды защитников. Удалось только с третьей попытки. Я и сейчас не понимаю, как можно было бы поступить иначе, хотя до войны дальше Киева никуда не ездил. Для меня Западная Украина — это уже как другая страна была (смеется). Впервые с «західняком» встретился в окопах.
— Вспомните первый день на позиции.
— Когда впервые приехали на Донбасс, удивила кладбищенская тишина. Далее был Донецкий аэропорт. На входе в терминал нас постигло первое испытание — зайти на позиции. Заезжало нас чуть больше двадцати, нужно было прорвать кольцо «сєпарів». Оборона выглядела так: выезжал один танк и за ним три
БТР-ы и так группами заезжали. На то время у танкистов убили комбата и они отказались нас сопровождать. Поэтому мы самостоятельно прорывались с боем до наших. Боевики не ожидали, что мы сможем проехать. На то время думал, что побывал в аду. Но во время третьей ротации, понял, что это еще был детский садик.
— Что было труднее всего в трех ротациях?
— В первых двух ротациях мы имели возможность эвакуировать раненых. После штурма башни, 13 января, ситуация изменилась. К примеру: лежит куча мусора, на нее начинают класть одного, второго, третьего «трехсотого», а рядом лежат еще живые люди. Или сидишь с побратимом, просишь ножа, чтобы тушенку открыть, пока поел, а нож отдать уже некому… Когда пришел приказ отходить — мы в боевые машины загрузили раненых, а сверху начали привязывать «двохсотих». Приехали на место дислокации, вытаскивать ребят, некоторые уже и не доехал.
«Телевидение о войне вспоминает в лучшем случае в конце выпуска новостей»
— Война сейчас отошла на второй план, о ней стали меньше говорить. Почему?
— Войну действительно умалчивают. Но боевые действия продолжаются, ребята гибнут… На украинском телевидении в новостях первым транслируют ролик президента, потом — коронавирус, потом про цены на нефть и в конце выпуска может сообщают о том, что кто-то погиб или ранен.
— Чего сейчас самая не хватает украинской армии?
— Нет мотиватора и грамотной украинской пропаганды. Россия ведет активную информационную агрессию. Местные там, как зомби. Будут голодные, но кричать за Россию. А у нас большинство думает про коммуналку, дешевую картошку, а не про Украину. Знаете, какие у меня были учения перед войной? Я попал в разведбатальон и нас учили полупьяные майоры. Учили разведчиков, которые постоянно лазают между растяжками на чужой территории! Еще одна проблема — кражи. Иногда бойцы умирали через банальные ранения, мы их не могли довезти до медиков, потому что топливо украли. Жадность и алкоголизм — беда армии.
— Уже через месяц будете офицером украинской армии. Какой мечтаете видеть Украину?
— В прошлом году с женой гуляли по Парижу в вышиванках. Люди в восторге кричали «Ukraine». Хочу видеть великую стену со страной-агрессором. Не могу сказать, что ненавижу Россию. Я брезгую ею, глядя на тех людей, то, что они делают с нами. Мечтаю, чтобы мой ребенок увидела действительно независимую Украину. В довоенных границах.
Фото из личного архива Романа Гребенюка
По материалам: Высокий Замок
