Психиатрические больницы после второго этапа медреформы в Украине, который вступил в силу 1 апреля, оказались на грани выживания. Тарифа на услуги психиатров явно не хватает, что повлекло массовое сокращение специалистов этой медицинской отрасли. В это же время министр здравоохранения Украины Максим Степанов хочет собрать специалистов, чтобы обсудить, как будет развиваться психиатрия, и внести соответствующие изменения в концепцию развития этой медицинской отрасли до 2030 года. О ситуации с психиатрическими больницами в интервью ГолосUA рассказывает врач-психиатр высшей категории, заслуженный врач Украины Владислав Сова.
– В каком состоянии находится сейчас психиатрическая помощь в Украине после всех преобразований?
– В ужасном состоянии. То, что Минздрав намерен заложить в бюджет какое-то дополнительное финансирование больниц с 2021 года, это хорошо, но на сегодняшний момент, допустим, в больнице Павлова сокращено порядка 400 сотрудников. Это врачи, психологи, средний и младший медперсонал. Больница недофинансирована процентов на 60 от необходимой суммы финансов для ее более-менее адекватного финансирования. А почему эта доктрина не до 2030 года, а до 2055 года, например? Степанов заявил, что со специалистами отрасли он хочет обсудить, как мы будем развиваться, какие нужны изменения и так далее. Вопрос, кто эти специалисты этой отрасли? Это практикующие врачи, которые могут рассказать реальную картину либо же это грантоедская а-ля профессура, которая, собственно, к практической психиатрии имеет такое же отношение, как я к футболу. Поэтому катастрофа есть уже. Есть заявление о том, что дофинансируют больницу уже через полгода или позже. И что? Врачи начнут возвращаться? Это чушь, как по мне. Мы вначале закрываем, урезаем, не даем, увольняем, а потом обещаем дать и все это дело развить к 2030 году. За 10 лет не то что Степанова не будет в должности министра здравоохранения, а, наверное, поменяется еще с десяток человек, и все это будет похоронено под очередной кипой бумаг. У меня есть своя по этому поводу версия. Я в ней убежден.
– В чем она заключается?
– Есть заинтересованные люди, которые сидят в комитете по вопросам здравоохранения, их товарищи, которые явно заинтересованы в развале государственной психиатрической помощи, точно так же, как в развале государственной фтизиатрической помощи, для того, чтобы часть зданий, которые находятся в достаточно хороших местах и занимают большие территории и площади, за счет банкротства больниц забрать, перевести их в частный фонд и там строить комплексы, дома, заводить частные клиники. То есть организовывать частный бизнес.
– Вы сказали цифру: около 400 специалистов были сокращены только в одной крупнейшей больнице?
– У меня был разговор с главврачом по этому поводу. Я ему задал откровенный вопрос: вы же понимаете, что вам в больнице сейчас нужны менеджеры, а не люди глубоко пенсионного возраста, которые привыкли работать в реалиях государственных дотаций, сидеть на потоке пациентов? Пришел – заработал, не пришел – зарплату получил. Там нужны менеджеры, люди, которые умеют зарабатывать деньги. Есть тому пример – Института сердца, коллаборация государства с частным предпринимательством в виде ФЛП. Врачи оформляют ФЛП, получают лицензию, есть квота бесплатных операций и так далее. Все остальные официально платят деньги. Это не вымогательство, когда врач просит пойти в кассу заплатить благотворительный взнос, а человек конкретно платит деньги в ФЛП, этот ФЛП платит сумму на содержание больницы, кабинета и так далее. Эта схема не принята. Сейчас у нас в отделениях остаются очень часто глубоко пожилые далеко не состоятельные люди, которые в принципе не понимают, чем занимается руководство, а что такое менеджмент, для них понятие, как синхрофазотрон для 15-го века.
– Если 400 человек ушло, то кто тогда остался работать в больнице? И сколько сотрудников осталось?
– Осталось немало, потому что больница большая, она на полторы тысячи коек, там было 1200 сотрудников. Врачи еще остались.
– То есть ушла где-то треть персонала?
– Я думаю, да. Порядка трети сокращено.
– Сократили лучших специалистов?
– Если мы говорим о регалиях, то да. Я врач высшей категории с 20-летним стажем, заслуженный врач Украины. Именно меня сократили. При этом оставили работать пенсионеров из-за пенсионного возраста, людей, которых жалко выбросить на улицу, и они должны умереть у себя в кабинете. С человеческой точки зрения это понятно. Человек всю жизнь проработал, он ничего больше не умеет, на пенсию он не проживет, ему нужно за что-то жить. Но в данной ситуации остались именно такие люди, не понимающие вообще, что такое менеджмент, что такое частный предприниматель, что такое ФЛП, что такое хозрасчет. Они больницу тянут дальше на дно. Но они остались, и они, получается, ценные, они ценнее молодых специалистов, которые хотят работать. Поувольняли совместителей, четвертьставочников, полуставочников. То есть в 90 % случаев это молодые активные врачи, которые хотят работать, развиваться, но им мало государственной зарплаты, они еще работают в каких-то частных структурах. То есть весь цвет будущей психиатрии уволен.
– Да, но важно, что эти молодые и активные хотели работать именно в государственной больнице…
– Любая профессия – это призвание, но быть психиатром – это помимо того, что очень большая ответственность, это и узкоспециальный навык. Это не строитель, который одинаково хорошо может класть кирпич, плитку, замешивать бетон, сверлить, а при желании еще и электрике научится. Хороший психиатр – это человек, который обучается годами, десятилетиями, и это тот человек, который спасает человеку психику. Именно таких и уволили. Вопрос еще в чем. В психиатрии, как на войне. Есть дивизия, и она считается таковой, если она укомплектована составом на определенное количество человек. Если из этого состава забрать 400 человек, на бумаге она останется дивизией, но на самом деле это уже будет не дивизия, но еще не полк, условно говоря. Справится с поставленной задачей сможет дивизия в полном составе. Если она не в полном составе, она с задачей не справится, либо потери будут гораздо выше. Точно также в психиатрии. Врачи сокращены, помощь не оказывается, огромное количество психиатрических пациентов будут вне поля зрения врачей. Теперь мы добавляем к этому полный развал психоневрологических диспансеров, то есть отсутствие наблюдения за пациентами после выписки из стационара, отслеживание изменения их психического состояния, и получаем то, что мы получили за последний месяц. У нас вдруг, откуда ни возьмись, появилась куча людей с психическими расстройствами, которые минируют, берут заложников, ведут себя неадекватно. Это начало.
– Эти последствия мы увидим вскоре на улицах наших городов?
– Во-первых, психиатрический пациент не получает помощи. Во-вторых, он ее не получает, потому что некому ее оказать, нечем оказать. Страдают не только психиатрические пациенты, но и обычные люди от психиатрических пациентов, которых негде лечить, которых никто не будет отслеживать. Получается, имеем то, что мы имеем с фтизиатрическим диспансером в Белой Церкви.
– А что там случилось?
– Все пациенты с открытой формой туберкулеза были в один день выписаны домой, потому что диспансер закрылся. То же самое в психиатрии. Пациентов стационарно больница лечить не может, потому что у нее нет денег на этих пациентов, значит, эти пациенты будут лечиться в лучшем случае амбулаторно либо не будут лечиться, что скорей всего. И они будут между нами ходить и делать то, что им будет подсказывать их, к сожалению, больное воображение.
– Масштаб проблемы очень большой, Минздрав приводит цифры: в 2019 году за психиатрической помощью обратилось около 302 тысяч граждан… Это больше, чем в предыдущем 2018 году, а, например, в специализированных психиатрических больницах, которых больше всего коснулась реформа, лечится хронических больных около 22 тысяч… Это большие цифры?
– Умножайте это все спокойно на три, и вы будете иметь приблизительную картину происходящих вещей. Приведу пример: лежит пациент с хронической психиатрической патологией. К сожалению, это человек, который личностно разрушен. Он давно болеет – 20, 30, 40 лет. Ему некуда идти, потому что его родственники давно продали квартиру, и у него, в принципе, ничего уже нет. Его не возьмут в интернат, потому что интернаты переполнены и надо платить деньги, чтобы взяли в интернат. Такого пациента по закону мы не можем больше 3-4 недель держать в условиях стационара. Что делается? Пациент фиктивно выписывается и опять поступает в больницу. Здесь двойственная позиция получается. С одной стороны, увеличивается вроде бы уровень обращений. С другой стороны, реальных обращений пациентов, которые нуждаются в госпитализации, но, тем не менее, не специализируются, в десятки раз больше. Теперь откровенно сумасшедший, который находится в откровенно неадекватном состоянии и может нарушить закон, если он отказывается в госпитализации, мы не имеем права его госпитализировать, даже на трое суток до выяснения обстоятельств. Но такая практика существует во всем цивилизованном мире. В Европе и Америке точно это работает так: не хочешь лечиться, ты можешь выписаться, но у врачей и правоохранительных органов есть 72 часа. Они задерживают пациента по подозрению на наличие, допустим, психического отклонения и имеют возможность этого пациента обследовать и выставлять какие-то диагнозы либо действительно его отпускать. А у нас просто: не хочешь лечиться – иди.
– Получается, что государство не только отказывается лечить пациента, но и защищать других людей?
– Государство занято другими вещами. Любая реформа, как мне представляется, не начинается с запрета и разрушения. Вначале создается инфраструктура, она развивается. Как во всем цивилизованном мире: вначале строятся дороги, потом коммуникации, детские садики, школа, а потом строится дом. А у нас обычно строится дом посредине поля, а потом делают, наверное, когда-нибудь все остальное. Точно так же и с запретом: давайте запретим, давайте сократим, а что мы потом будем делать? К 2030 году, наверное, что-то придумаем. Как может министр здравоохранения, зная, что он точно не будет работать в ближайший год-два, предлагать какие-то долгоиграющие действия на 10 лет вперед. Это же фарс. Самый настоящий.
– Министр Степанов заявил, что в Украине общее недофинансирование психиатрических больниц составляет 898 миллионов гривен… Эту цифру тоже надо умножить на какое-то число?
– По-хорошему давным-давно больницы нужно было дифференцировать. Часть отделений нужно было переводить хотя бы на хозрасчет. Я не говорю там о ФЛП и так далее. Пусть это будет хозрасчет. Давным-давно больницы научились выживать на той сумме финансирования, которое выделялось. Должен быть переходной период. Хорошо, мы понимаем, что государство не может и не должно тянуть на себе лямку в психиатрии. Переходной период как раз и нужен для того, чтобы, не сокращая финансирования либо сокращая его постепенно не на 50 % или 60, а допустим на 10, на 15 ежегодно, давать возможность альтернативному развитию психиатрии, частной психиатрии, хозрасчетной психиатрии, коллаборации государства с частниками и так далее. Тогда бы вырисовалась абсолютно четкая правильная красивая схема, в которой бы все были довольны. Работали бы отделения, врачи и персонал, все бы зарабатывали, зарабатывала бы больница, платились бы налоги. Все в плюсе. Но имеем то, что имеем. Денег нет, но вы держитесь, к 30-му году что-то найдем.
– В общем если кому-то и нужна психиатрическая помощь, она может быть оказана на коммерческой основе… Все идет к тому?
– Она сейчас так и оказывается. Я главврач частной клиники, помимо работы в психиатрической больнице, откуда меня благополучно уволили. 20 лет психиатрического стажа, заслуженный врач Украины, меня уволили, потому что для меня нет места в государственной больнице. Это же анекдот. Но это такое дело. Я главврач частной клиники. Так вот у нас на сегодняшний момент в клинике, которая оказывает помощь нарко-, алкозависимым и так далее, 60 % пациентов – это психиатрия. Это психозы, депрессии, истерические расстройства, булимия, анорексия и так далее. Эти пациенты есть. Они нуждаются в помощи. Но теперь зададимся вопросом: много ли пациентов, страдающих психиатрической патологией, особенно хронической, могут себе позволить лечиться в частной клинике?
– Я об этом и говорю… Очевидно, немного. Кем-то должно заниматься государство…
– Абсолютно верно. Если бы был дан этот переходной период, если бы была дана возможность адаптироваться к переходу, тогда больницы прекрасно себя бы содержали. Был бы выделен коечный фонд под неимущих пациентов и был бы точно так же выделен коечный фонд для пациентов, которые готовы по хозрасчетным условиям оплачивать свое пребывание. Более того, все прекрасно знают, что все за лечение везде платят деньги. Уже давным-давно пора было это признать и вывести это в плоскость официального заработка больниц, врачей. Мы все платим деньги. Почему не можем платить эти деньги официально, и почему врач должен не получать деньги за свой труд, а бояться уголовного преследования за то, что он получает взятку, либо заниматься вымогательством, когда он требует деньги для больницы. Это же все на законодательном уровне беспроблемно меняется на протяжении нескольких месяцев. Повторюсь еще раз. Если происходит то, что происходит, значит, это кому-то надо. Я знаю, для чего это надо. Для того, чтобы полностью обанкротить государственную медицину, в частности психиатрию, полностью увести ее часть в частные руки. Простой пример. Дружбы народов, больница 5-го управления. Возле нее в замечательном скверике стоит двухэтажное длинное старое разваленное убогое здание психоневрологического диспансера Печерского района. Оно банкрот. Там людей нет. Там кто-то ходит, но это убыточное дотационное здание. Его признают банкротом, отдают на тендер, выигрывают частники, строят там высотку. Больница Павлова – самая большая больница в Европе, огромная территория в парке. Я уже сейчас у себя в голове могу откусить 5-6 корпусов, на месте которых замечательно построится 5-6 великолепных 25-этажных жилых зданий либо офисных центров. Вот вам и интерес.
– Как, на ваш взгляд, можно понимать разговоры о концепции развития психиатрии до 2030 года? Это сперва разрушить, а потом сидеть и беседовать на круглых столах о развитии отрасли?
– А с кем беседовать? Возьмите списки этих людей. Если эти круглые столы будут, кто туда будет приглашаться? Туда будут приглашаться люди 60+, которые имеют к практической психиатрии такое отношение, как я к футболу. Это теоретики, которые будут, исходя из своих теоретических и минимально практических знаний, пытаться выстроить эффективную бизнес-модель функционирования психиатрии. Это невозможно. Бизнес должны выстраивать люди, которые разбираются в бизнесе и медицине, медицинские менеджеры. Таких людей крайне мало, но именно они этим и занимаются. Я себя к таким людям причисляю, но уверен, что меня не позовут как раз потому, что после моего выступления либо надо будет 90 % уважаемых господ встать и покинуть помещение, либо будет истерика и придется уйти мне.
– А сама концепция проблемы в реальности не решает?
– Нет, конечно. Потому что вначале должен быть четко разработанный план действий, переходной период, а потом уже какие-либо действия, направленные на сокращения. А здесь наоборот. Ну как можно выстроить концепцию до 2030 года? Выстройте концепцию на ближайшие полгода. Скажите, что вы конкретно сделаете в сентябре, октябре, ноябре, что вы будете делать в 2021 году поквартально. Тогда вы сможете за это отчитаться. Если вы за это не отчитались, с вас можно спросить. А так нарисовали глобальную концепцию изменений в психиатрической помощи к 2030 году. Давайте к 2050. Почему нет? Какая разница. Я считаю, это фарс.
По материалам: Голос
